- Атомная сказка -

Эту сказку счастливую слышал
Я уже на теперешний лад,
Как Иванушка во поле вышел
И стрелу запустил наугад.

Он пошел в направленье полета
По сребристому следу судьбы.
И попал он к лягушке в болото,
За три моря от отчей избы.

— Пригодится на правое дело! —
Положил он лягушку в платок.
Вскрыл ей белое царское тело
И пустил электрический ток.

В долгих муках она умирала,
В каждой жилке стучали века.
И улыбка познанья играла
На счастливом лице дурака.
 

(1968)

- Афганская змея -

Аллах и пуля в рай ведут душмана,
И русский сон тревожен в том краю.
Один солдат в горах Афганистана
Заметил полумертвую змею.

Она на солнце узко отливала
Узорчатым черненым серебром.
Он пожалел и каждый день, бывало,
Поил ее из миски молоком.

Уже змея солдата узнавала,
Уже она из рук его пила.
Других она к себе не подпускала.
Окрепла и однажды уползла...

Застава спит. В палатке сон глубокий.
В глухую ночь стоял он на посту.
И только вспомнил отчий край далекий —
Опасность просквозила темноту.

И, уловив опасность по скольженью,
Присел от страха и узнал змею —
Та самая! И обвила за шею
Она его, как гурия в раю.

Хотел он встать, не тут-то было дело!
Змея вздымала голову пред ним,
В лицо шипела и в глаза глядела.
Так и сидел он в страхе, недвижим.

Как будто шум со стороны палатки,
Как будто тихо... Вечность протекла.
Змея, разжав кольцо смертельной хватки,
Его освободила. Уползла.

Он распрямился и, мрачней заката,
Прошел насквозь заставу, — кровь и прах.
Все вырезаны, все его ребята,
И первыми — кто были на постах.

Как жить ему? Его сомненье гложет,
Подумать страшно: может быть, змея
Его спасла, за счет других... О боже,
Печальна тайна, но она твоя!

(1989)

- Живой дар -

Одно и то ж: и память, и забвенье.
Что Бог послал, а принял только я.
В руке моей, как вечное мгновенье,
Мерцает незабудка бытия

(1997)

- *** -

Закрой себя руками: ненавижу!
Вот Бог, а вот Россия. Уходи!
Три дня прошло. Я ничего не слышу
И ничего не вижу впереди.

Зачем? Кого пытался удержать?
Как будто душу прищемило дверью.
Прислала почту — ничему не верю!
Собакам брошу письма — растерзать!

Я кину дом и молодость сгублю,
Пойду один по родине шататься.
Я вырву губы, чтоб всю жизнь смеяться
Над тем, что говорил тебе: люблю.

Три дня, три года, тридцать лет судьбы
Когда-нибудь сотрут чужое имя.
Дыханий наших встретятся клубы —
И молния ударит между ними!

(1968)

- Знамя с Куликова -

Сажусь на коня вороного —
Проносится тысяча лет.
Копыт не догонят подковы,
Луна не настигнет рассвет.

Сокрыты святые обеты
Земным и небесным холмом.
Но рваное знамя победы
Я вынес на теле моем.

Я вынес пути и печали,
Чтоб поздние дети могли
Латать им великие дали
И дыры российской земли.

(1977)

- *** -

«Как он смеет? Да кто он такой?
Почему не считается с нами?» —
Это зависть скрежещет зубами,
Это злоба и морок людской.

Хоть они проживут до седин,
Но сметет их минутная стрелка,
Звать меня Кузнецов. Я один,
Остальные — обман и подделка.

(1981)

- На кладбище -

Я пришел не без дыма и хлеба,
Вот стою, о туман опершись.
Оседают под тяжестью неба
И родная могила, и жизнь.

Стыд и скорбь моего окаянства
Стали тягче небес и земли.
Тридцать лет олимпийского пьянства
По горам мою душу трясли.

Из нутра окаянные силы
Излетают кусками огня.
У креста материнской могилы
Рвет небесная рвота меня.

Покаяния вздох излетает
И летит до незримых высот.
На лету его ангел поймает
И до Бога его донесет.

(2 января 1999)

- На пирушке -

В мире скука, а у нас пирушка,
Честь по чести дольный стол накрыт.
На одном конце палит Царь-пушка,
На другом Царь-колокол гремит.

Поднимите, дьяволы, стаканы
Выше свеч и белых облаков!
Не про нас ли говорят курганы
И тоскуют сорок сороков?

То не сизы соколы слетались,
То встречались наши хрустали.
В честь встречались, в почесть расставались,
Мед и пиво по усам текли.

Все имело место или дело,
Даже время Страшного суда.
Не в твою ли душу залетела
Снулая падучая звезда?

И не ты ли посреди пирушки
Пал лицом на стол, зело разбит?
На слухах ни пушки, ни хлопушки,
Даже колокольчик не звенит.

А когда превечный гром ударил,
Вскинул ты, не открывая глаз,
Голову, стакан рукой нашарил
И хватил во сне, благословясь.

Может, Бог тебя во сне приветил
Или черт поставил свой рожон?
Страшный суд проспал и не заметил...
Вот что значит богатырский сон!

Мы такие версты отмахали,
Догоняя свой последний час!
А про Страшный суд мы не слыхали.
Он прошел, но не дошел до нас.

(2000)

- *** -

Не поминай про Стеньку Разина
И про Емельку Пугача.
На то дороженька заказана
И не поставлена свеча.

Была погодушка недоброю,
Ты наломал немало дров.
И намахался ты оглоблею
Посереди родных дворов.

Уж нет дворов — одни растения,
Как будто ты в краю чужом
Живешь, и мерзость запустения
Разит невидимым козлом.

Куда ты дел мотор, орясина?
Аль снес за четверть первача?
И все поешь про Стеньку Разина
И про Емельку Пугача.

Трудись, душа ты окаянная!
Чтобы когда-нибудь потом
Свеча горела поминальная
Во граде Китеже святом.

(1986)

- Поединок -

Противу Москвы и славянских кровей
На полную грудь рокотал Челубей,
Носясь среди мрака,
И так заливался: — Мне равного нет!
— Прости меня, Боже, — сказал Пересвет, —
Он брешет, собака!

Взошел на коня и ударил коня,
Стремнину копья на зарю накреня,
Как вылитый витязь!
Молитесь, родные, по белым церквам.
Все навье проснулось и бьет по глазам.
Он скачет. Молитесь!

Все навье проснулось — и пылью и мглой
Повыело очи. Он скачет слепой!
Но Бог не оставил.
В руке Пересвета прозрело копье —
Всевидящий Глаз озарил острие
И волю направил.

Глядели две рати, леса и холмы,
Как мчались навстречу две пыли, две тьмы,
Две молнии света —
И сшиблись... Удар досягнул до луны!
И вышло, блистая, из вражьей спины
Копье Пересвета.

Задумались кони... Забыт Челубей.
Немало покрыто великих скорбей
Морщинистой сетью.
Над русскою славой кружит воронье.
Но память мою направляет копье
И зрит сквозь столетья.

 

- *** -

Поэзия есть свет, а мы пестры...
В день Пушкина я вижу ясно землю,
В ночь Лермонтова — звездные миры.
Как жизнь одну, три времени приемлю.
Я знаю, где-то в сумерках святых
Горит мое разбитое оконце,
Где просияет мой последний стих,
И вместо точки я поставлю солнце.

(1998)

- Предчувствие -

Все опасней в Москве, все несчастней в глуши,
Всюду рыщет нечистая сила.
В морду первому встречному дал от души,
И заныла рука, и заныла.

Все грозней небеса, все темней облака.
Ой, скаженная будет погода!
К перемене погоды заныла рука,
А душа — к перемене народа.

(1998)

- Призыв -

Туман остался от России
Да грай вороний от Москвы.
Еще покамест мы живые,
Но мы последние, увы.

Шагнули в бездну мы с порога
И очутились на войне,
И услыхали голос бога:
— Ко Мне, последние! Ко Мне!

(1998)

- *** -

Я пил из черепа отца
За правду на земле,
За сказку русского лица
И верный путь во мгле.

Вставали солнце и луна
И чокались со мной.
И повторял я имена,
Забытые землей.

(1977)