Я буду ждать тебя мучительно, 

Я буду ждать тебя года, 

Ты манишь сладко-исключительно, 

Ты обещаешь навсегда.

Ты вся - безмолвие несчастия, 

Случайный свет во мгле земной, 

Неизъясненность сладострастия, 

Еще не познанного мной.

Своей усмешкой вечно-кроткою, 

Лицом, всегда склоненным ниц, 

Своей неровною походкою 

Крылатых, но не ходких птиц,

Ты будишь чувства тайно-спящие, 

И знаю, не затмит слеза 

Твои куда-то прочь глядящие, 

Твои неверные глаза.

Не знаю, хочешь ли ты радости, 

Уста к устам, прильнуть ко мне, 

Но я не знаю высшей сладости, 

Как быть с тобой наедине.

Не знаю, смерть ли ты нежданная 

Иль нерожденная звезда, 

Но буду ждать тебя, желанная, 

Я буду ждать тебя всегда.

Я в этот мир пришел, чтоб видеть Солнце

        И синий кругозор.

Я в этот мир пришел, чтоб видеть Солнце

        И выси гор.

Я в этот мир пришел, чтоб видеть море

        И пышный цвет долин.

Я заключил миры в едином взоре.

        Я властелин.

Я победил холодное забвенье,

        Создав мечту мою.

Я каждый миг исполнен откровенья,

        Всегда пою.

Мою мечту страданья пробудили,

        Но я любим за то.

Кто равен мне в моей певучей силе?

        Никто, никто.

Я в этот мир пришел, чтоб видеть Солнце,

        А если день погас,

Я буду петь... Я буду петь о Солнце

        В предсмертный час!

Я вольный ветер, я вечно вею,

Волную волны, ласкаю ивы,

В ветвях вздыхаю, вздохнув, немею,

Лелею травы, лелею нивы.

Весною светлой, как вестник мая,

Целую ландыш, в мечту влюбленный,

И внемлет ветру лазурь немая,

Я вею, млею, воздушный, сонный.

В любви неверный, расту циклоном,

Взметаю тучи, взрываю море,

Промчусь в равнинах протяжным стоном -

И гром проснется в немом просторе.

Но, снова легкий, всегда счастливый,

Нежней, чем фея ласкает фею,

Я льну к деревьям, дышу над нивой

И, вечно вольный, забвеньем вею.

Я люблю далекий след - от весла,

Мне отрадно подойти - вплоть до зла,

И его не совершив - посмотреть,

Как костер, вдали за мной - будет тлеть.

Если я в мечте поджег - города,

Пламя зарева со мной - навсегда.

О мой брат! Поэт и царь - сжегший Рим!

Мы сжигаем, как и ты,- и горим!

- *** -

Я мечтою ловил уходящие тени,

Уходящие тени погасавшего дня,

Я на башню всходил, и дрожали ступени,

И дрожали ступени под ногой у меня.

И чем выше я шел, тем ясней рисовалисль,

Тем ясней рисовались очертанья вдали,

И какие-то звуки вдали раздавались,

Вкруг меня раздавались от Небес и Земли.

Чем я выше всходил, тем светлее сверкали,

Тем светлее сверкали выси дремлющих гор,

И сияньем прощальным как будто ласкали,

Словно нежно ласкали отуманенный взор.

И внизу подо мною уж ночь наступила,

Уже ночь наступила для уснувшей Земли,

Для меня же блистало дневное светило,

Огневое светило догорало вдали.

Я узнал, как ловить уходящие тени,

Уходящие тени потускневшего дня,

И все выше я шел, и дрожали ступени,

И дрожали ступени под ногой у меня.

- Я не знаю мудрости -

Я не знаю мудрости годной для других, 

Только мимолетности я влагаю в стих. 

В каждой мимолетности вижу я миры, 

Полные изменчивой радужной игры.

Не кляните, мудрые. Что вам до меня? 

Я ведь только облачко, полное огня. 

Я ведь только облачко. Видите: плыву. 

И зову мечтателей... Вас я не зову!

- Я с ужасом теперь читаю сказки... -

Я с ужасом теперь читаю сказки -

Не те, что все мы знаем с детских лет. 

О, нет: живую боль - в ее огласке 

Чрез страшный шорох утренних газет.

Мерещится, что вышла в круге снова 

Вся нежить тех столетий темноты:

Кровь льется из Бориса Годунова, 

У схваченных ломаются хребты.

Рвут крючьями язык, глаза и руки. 

В разорванный живот втыкают шест, 

По воздуху в ночах крадутся звуки -

Смех вора, вопль захватанных невест. 

Средь бела дня - на улицах виденья, 

Бормочут что-то, шепчут в пустоту, 

Расстрелы тел, душ темных искривленья, 

Сам дьявол на охоте. Чу! - "Ату!

Ату его! Руби его! Скорее!

Стреляй в него! Хлещи! По шее! Бей!"

Я падаю. Я стыну, цепенея.

И я их брат? И быть среди людей!

Постой. Где я? Избушка. Чьи-то ноги. 

Кость человечья. Это - для Яги? 

И кровь. Идут дороги всё, дороги. 

А! Вот она. Кто слышит? Помоги!

(Декабрь 1905)