|
| | |
|
Стихотворения М.Ю.Лермонтова часть-2
| 10.01.2010, 05:19 |
-
Валерик -
Я к вам пишу
случайно; право,
Не знаю, как и для
чего.
Я потерял уж это
право.
И что скажу вам? -
ничего!
Что помню вас? - но,
боже правый,
Вы это знаете давно;
И вам,
конечно, все равно.
И знать вам
также нету нужды,
Где я? что я? в какой
глуши?
Душою мы друг другу
чужды,
Да вряд ли есть
родство души.
Страницы прошлого
читая,
Их по порядку разбирая
Теперь остынувшим
умом,
Разуверяюсь я во всем.
Смешно же сердцем
лицемерить
Перед собою столько
лет;
Добро б еще морочить
свет!
Да и притом, что
пользы верить
Тому, чего уж больше
нет?..
Безумно ждать любви
заочной?
В наш век все чувства
лишь на срок;
Но я вас помню - да и
точно,
Я вас никак
забыть не мог!
Во-первых,
потому, что много
И долго, долго вас
любил,
Потом страданьем и
тревогой
За дни блаженства
заплатил;
Потом в
раскаянье бесплодном
Влачил я цепь
тяжелых лет
И размышлением
холодным
Убил последний жизни
цвет.
С людьми сближаясь
осторожно,
Забыл я шум младых
проказ,
Любовь, поэзию, - но
вас
Забыть мне
было невозможно.
И к этой
мысли я привык,
Мой крест несу я без
роптанья:
То иль другое
наказанье?
Не все ль одно. Я
жизнь постиг;
Судьбе, как турок иль
татарин,
За все я ровно
благодарен;
У бога счастья не
прошу
И молча зло переношу.
Быть может, небеса
Востока
Меня с ученьем их
пророка
Невольно сблизили.
Притом
И жизнь всечасно
кочевая,
Труды, заботы ночь и
днем,
Все, размышлению
мешая,
Приводит в первобытный
вид
Больную душу: сердце
спит,
Простора нет
воображенью...
И нет работы голове...
Зато лежишь в густой
траве
И дремлешь под широкой
тенью
Чинар иль виноградных
лоз,
Кругом белеются
палатки;
Казачьи тощие лошадки
Стоят рядком повеся
нос;
У медных пушек спит
прислуга.
Едва дымятся фитили;
Попарно цепь стоит
вдали;
Штыки горят под
солнцем юга.
Вот разговор о старине
В палатке ближней
слышен мне;
Как при Ермолове
ходили
В Чечню, в Аварию, к
горам;
Как там дрались, как
мы их били,
Как доставалося и нам;
И вижу я неподалеку
У речки, следуя
пророку,
Мирной татарин свой
намаз
Творит, не подымая
глаз;
А вот кружком сидят
другие.
Люблю я цвет их желтых
лиц,
Подобный цвету
ноговиц,
Их шапки, рукава
худые,
Их темный и лукавый
взор
И их гортанный
разговор.
Чу - дальний выстрел.
Прожужжала
Шальная пуля...
славный звук...
Вот крик - и снова все
вокруг
Затихло... Но жара уж
спала,
Ведут коней на
водопой,
Зашевелилася пехота;
Вот проскакал один,
другой!
Шум, говор. Где вторая
рота?
Что, вьючить? - что же
капитан?
Повозки выдвигайте
живо!
"Савельич!" - "Ой ли!"
- "Дай огниво!"
Подъем ударил барабан
-
Гудит музыка полковая;
Между колоннами
въезжая,
Звенят орудья. Генерал
Вперед со свитой
поскакал...
Рассыпались в широком
поле,
Как пчелы, с гиком
казаки;
Уж показалися значки
Там на опушке - два, и
боле.
А вот в чалме один
мюрид
В черкеске красной
ездит важно,
Конь светло-серый весь
кипит,
Он машет, кличет - где
отважный?
Кто выдет с ним на
смертный бой!..
Сейчас, смотрите: в
шапке черной
Казак пустился
гребенской;
Винтовку выхватил
проворно,
Уж близко...
выстрел... легкий дым...
Эй вы, станичники, за
ним...
Что? ранен!.. -
Ничего, безделка... -
И завязалась
перестрелка...
Но в этих сшибах
удалых
Забавы много, толку
мало;
Прохладным вечером,
бывало,
Мы любовалися на них,
Без кровожадного
волненья,
Как на трагический
балет;
Зато видал я
представленья,
Каких у вас
на сцене нет...
Раз - это
было под Гихами -
Мы проходили темный
лес;
Огнем дыша, пылал над
нами
Лазурно-ясный свод
небес.
Нам был обещан бой
жестокий.
Из гор Ичкерии далекой
Уже в Чечню на братний
зов
Толпы стекались
удальцов.
Над допотопными лесами
Мелькали маяки кругом:
И дым их то вился
столпом,
То расстилался
облаками;
И оживилися леса;
Скликались дико голоса
Под их зелеными
шатрами.
Едва лишь выбрался
обоз
В поляну, дело
началось;
Чу! в арьергард орудья
просят;
Вот ружья из кустов
выносят,
Вот тащат за ноги
людей
И кличут громко
лекарей;
А вот и слева, из
опушки,
Вдруг с гиком кинулись
на пушки;
И градом пуль с вершин
дерев
Отряд осыпан. Впереди
же
Все тихо - там между
кустов
Бежал поток. Подходим
ближе.
Пустили несколько
гранат;
Еще подвинулись;
молчат;
Но вот над бревнами
завала
Ружье как будто
заблистало;
Потом мелькнуло шапки
две;
И вновь все спряталось
в траве.
То было грозное
молчанье,
Недолго длилося оно,
Но в этом странном
ожиданье
Забилось сердце не
одно.
Вдруг залп... глядим:
лежат рядами,
Что нужды? здешние
полки
Народ испытанный..."В
штыки,
Дружнее!" - раздалось
за нами.
Кровь загорелася в
груди!
Все офицеры впереди...
Верхом помчался на
завалы
Кто не успел спрыгнуть
с коня...
"Ура!" - и смолкло.
"Вон кинжалы,
В приклады!" - и пошла
резня.
И два часа в струях
потока
Бой длился. Резались
жестоко,
Как звери, молча, с
грудью грудь,
Ручей телами
запрудили.
Хотел воды я
зачерпнуть...
(И зной и битва
утомили
Меня), но мутная волна
Была тепла,
была красна.
На берегу,
под тенью дуба,
Пройдя завалов первый
ряд,
Стоял кружок. Один
солдат
Был на коленах;
мрачно, грубо
Казалось выраженье
лиц,
Но слезы капали с
ресниц,
Покрытых пылью... на
шинели,
Спиною к дереву, лежал
Их капитан. Он умирал;
В груди его едва
чернели
Две ранки; кровь его
чуть-чуть
Сочилась. Но высоко
грудь
И трудно подымалась,
взоры
Бродили страшно, он
шептал...
"Спасите, братцы.
Тащат в горы.
Постойте - ранен
генерал...
Не слышат..." Долго он
стонал,
Но все слабей, и
понемногу
Затих и душу отдал
богу;
На ружья опершись,
кругом
Стояли усачи седые...
И тихо плакали...
потом
Его остатки боевые
Накрыли бережно плащом
И понесли. Тоской
томимый,
Им вслед смотрел я
недвижимый.
Меж тем товарищей,
друзей
Со вздохом возле
называли;
Но не нашел в душе
моей
Я сожаленья, ни
печали.
Уже затихло все; тела
Стащили в кучу; кровь
текла
Струею дымной по
каменьям,
Ее тяжелым испареньем
Был полон воздух.
Генерал
Сидел в тени на
барабане
И донесенья принимал.
Окрестный лес, как бы
в тумане,
Синел в дыму
пороховом.
А там, вдали, грядой
нестройной,
Но вечно гордой и
спокойной,
Тянулись горы - и
Казбек
Сверкал главой
остроконечной.
И с грустью тайной и
сердечной
Я думал: "Жалкий
человек.
Чего он хочет!.. небо
ясно,
Под небом места много
всем,
Но беспрестанно и
напрасно
Один враждует он -
зачем?"
Галуб прервал мое
мечтанье,
Ударив по плечу; он
был
Кунак мой; я его
спросил,
Как месту этому
названье?
Он отвечал мне: "Валерик,
А перевесть на ваш
язык,
Так будет речка
смерти: верно,
Дано старинными
людьми".
"А сколько их дралось
примерно
Сегодня?" - "Тысяч до
семи".
"А много горцы
потеряли?"
"Как знать! - зачем вы
не считали!"
"Да! будет, - кто-то
тут сказал, -
Им в память этот день
кровавый!"
Чеченец посмотрел
лукаво
И головою
покачал.
Но я боюся
вам наскучить,
В забавах света вам
смешны
Тревоги дикие войны;
Свой ум вы не привыкли
мучить
Тяжелой думой о конце;
На вашем молодом лице
Следов заботы и печали
Не отыскать, и вы едва
ли
Вблизи когда-нибудь
видали,
Как умирают. Дай вам
бог
И не видать: иных
тревог
Довольно есть. В
самозабвенье
Не лучше ль кончить
жизни путь?
И беспробудным сном
заснуть
С мечтой о
близком пробужденье?
Теперь
прощайте: если вас
Мой безыскусственный
рассказ
Развеселит, займет
хоть малость,
Я буду счастлив. А не
так?
Простите мне его как
шалость
И тихо
молвите: чудак!
(1840)
-
Ветка Палестины -
Скажи мне, ветка Палестины:
Где ты росла, где ты цвела?
Каких холмов, какой долины
Ты
украшением была?
У вод ли чистых Иордана
Востока луч тебя ласкал,
Ночной ли ветр в горах Ливана
Тебя
сердито колыхал?
Молитву ль тихую читали,
Иль пели песни старины,
Когда листы твои сплетали
Солима
бедные сыны?
И пальма та жива ль поныне?
Все так же ль манит в летний зной
Она прохожего в пустыне
Широколиственной главой?
Или в разлуке безотрадной
Она увяла, как и ты,
И дольний прах ложится жадно
На
пожелтевшие листы?..
Поведай: набожной рукою
Кто в этот край тебя занес?
Грустил он часто над тобою?
Хранишь ты след горючих слез?
Иль, божьей рати лучший воин,
Он был, с безоблачным челом,
Как ты, всегда небес достоин
Перед
людьми и божеством?..
Заботой тайною хранима,
Перед иконой золотой
Стоишь ты, ветвь Ерусалима,
Святыни верный часовой!
Прозрачный сумрак, луч
лампады,
Кивот и крест, символ святой...
Все полно мира и отрады,
Вокруг
тебя и над тобой.
(1837)
-
*** -
1
Выхожу один я
на дорогу;
Сквозь туман
кремнистый путь блестит;
Ночь тиха. Пустыня
внемлет богу,
И звезда с
звездою говорит.
2
В небесах
торжественно и чудно!
Спит земля в сиянье
голубом...
Что же мне так больно
и так трудно?
Жду ль чего?
жалею ли о чем?
3
Уж не жду от
жизни ничего я,
И не жаль мне прошлого
ничуть;
Я ищу свободы и покоя!
Я б хотел
забыться и заснуть!
4
Но не тем
холодным сном могилы...
Я б желал навеки так
заснуть,
Чтоб в груди дремали
жизни силы,
Чтоб, дыша,
вздымалась тихо грудь;
5
Чтоб всю
ночь, весь день мой слух лелея,
Про любовь мне сладкий
голос пел,
Надо мной чтоб, вечно
зеленея,
Темный дуб
склонялся и шумел.
(1841)
-
Графине Ростопчиной -
Я верю: под
одной звездой
Мы с вами были
рождены;
Мы шли дорогою одной,
Нас обманули те же
сны.
Но что ж! - от цели
благородной
Оторван бурею
страстей,
Я позабыл в борьбе
бесплодной
Преданья юности моей.
Предвидя вечную
разлуку,
Боюсь я сердцу волю
дать;
Боюсь предательскому
звуку
Мечту
напрасную вверять...
Так две волны
несутся дружно
Случайной, вольною
четой
В пустыне моря
голубой:
Их гонит вместе ветер
южный;
Но их разрознит
где-нибудь
Утеса каменная
грудь...
И, полны холодом
привычным,
Они несут брегам
различным,
Без сожаленья и любви,
Свой ропот сладостный
и томный,
Свой бурный шум, свой
блеск заемный
И ласки
вечные свои.
(1841)
|
Категория: Произведения других авторов.(классики России, серебрянный и золотой век поэзии) | Добавил: gorrich
|
Просмотров: 870 | Загрузок: 0
| Рейтинг: 0.0/0 |
| |
| | |
|
Статистика |
Онлайн всего: 1 Гостей: 1 Пользователей: 0 |
| |