Любил и я в былые годы,
В невинности души моей,
И бури шумные природы,
И бури тайные страстей. 

Но красоты их безобразной
Я скоро таинство постиг,
И мне наскучил их несвязный
И огушающий язык. 

Люблю я больше год от году,
Желаньям мирным дав простор,
Поутру ясную погоду,
Под вечер тихий разговор, 

Люблю я парадоксы ваши,
И ха-ха-ха, и хи-хи-хи,
Смирновой штучку, фарсу Саши
И Ишки Мятлева стихи... 

(1841)

Горные вершины
Спят во тьме ночной;
Тихие долины
Полные свежей мглой;
Не пылит дорога,
Не дрожат листы...
Подожди немного,
Отдохнешь и ты. 

(1840)

Из-под таинственной, холодной полумаски
Звучал мне голос твой отрадный, как мечта,
Светили мне твои пленительные глазки
И улыбалися лукавые уста. 

Сквозь дымку легкую заметил я невольно
И девственных ланит и шеи белизну.
Счастливец! видел я и локон своевольный,
Родных кудрей покинувший волну! 

И создал я тогда в моем воображенье
По легким признакам красавицу мою;
И с той поры бесплотное виденье
Ношу в душе, ласкаю и люблю. 

И все мне кажется: живые эти речи
В года минувшие слыхал когда-то я;
И кто-то шепчет мне, что после этой встречи
Мы вновь увидимся, как старые друзья. 

(1841)

Как мальчик кудрявый, резва,
Нарядна, как бабочка летом;
Значенья пустого слова
В устах ее полны приветом. 

Ей нравиться долго нельзя:
Как цепь, ей несносна привычка,
Она ускользнет, как змея,
Порхнет и умчится, как птичка. 

Таит молодое чело
По воле - и радость и горе.
В глазах - как на небе светло,
В душе ее темно, как в море! 

То истиной дышит в ней все,
То все в ней притворно и ложно!
Понять невозможно ее,
Зато не любить невозможно. 

(1840)

Спи, младенец мой прекрасный,
      Баюшки-баю.
Тихо смотрит месяц ясный
      В колыбель твою.
Стану сказывать я сказки,
      Песенку спою;
Ты ж дремли, закрывши глазки,
      Баюшки-баю. 

По камням струится Терек,
      Плещет мутный вал;
Злой чечен ползет на берег,
      Точит свой кинжал;
Но отец твой старый воин,
      Закален в бою:
Спи, малютка, будь спокоен,
      Баюшки-баю. 

Сам узнаешь, будет время,
      Бранное житье;
Смело вденешь ногу в стремя
      И возьмешь ружье.
Я седельце боевое
      Шелком разошью...
Спи, дитя мое родное,
      Баюшки-баю. 

Богатырь ты будешь с виду
      И казак душой.
Провожать тебя я выйду -
      Ты махнешь рукой...
Сколько горьких слез украдкой
      Я в ту ночь пролью!..
Спи, мой ангел, тихо, сладко,
      Баюшки-баю. 

Стану я тоской томиться,
      Безутешно ждать;
Стану целый день молиться,
      По ночам гадать;
Стану думать, что скучаешь
      Ты в чужом краю...
Спи, пока забот не знаешь,
      Баюшки-баю. 

Дам тебе я на дорогу
      Образок святой:
Ты его, моляся богу,
      Ставь перед собой;
Да, готовясь в бой опасный,
      Помни мать свою...
Спи, младенец мой прекрасный,
      Баюшки-баю. 

(1838)

1-е января 

Как часто, пестрою толпою окружен,
Когда передо мной, как будто бы сквозь сон,
    При шуме музыки и пляски,
При диком шепоте затверженных речей,
Мелькают образы бездушные людей,
    Приличьем стянутые маски, 

Когда касаются холодных рук моих
С небрежной смелостью красавиц городских
    Давно бестрепетные руки, -
Наружно погружась в их блеск и суету,
Ласкаю я в душе старинную мечту,
    Погибших лет святые звуки. 

И если как-нибудь на миг удастся мне
Забыться, - памятью к недавней старине
    Лечу я вольной, вольной птицей;
И вижу я себя ребенком, и кругом
Родные всё места: высокий барский дом
    И сад с разрушенной теплицей; 

Зеленой сетью трав подернут спящий пруд,
А за прудом село дымится - и встают
    Вдали туманы над полями.
В аллею темную вхожу я; сквозь кусты
Глядит вечерний луч, и желтые листы
    Шумят под робкими шагами. 

И странная тоска теснит уж грудь мою:
Я думаю об ней, я плачу и люблю,
    Люблю мечты моей созданье
С глазами, полными лазурного огня,
С улыбкой розовой, как молодого дня
    За рощей первое сиянье. 

Так царства дивного всесильный господин -
Я долгие часы просиживал один,
    И память их жива поныне
Под бурей тягостных сомнений и страстей,
Как свежий островок безвредно средь морей
    Цветет на влажной их пустыне. 

Когда ж, опомнившись, обман я узнаю
И шум толпы людской спугнет мечту мою,
    На праздник незванную гостью,
О, как мне хочется смутить веселость их
И дерзко бросить им в глаза железный стих,
    Облитый горечью и злостью!.. 

(1840)

Люблю тебя, булатный мой кинжал,
Товарищ светлый и холодный.
Задумчивый грузин на месть тебя ковал,
На грозный бой точил черкес свободный. 

Лилейная рука тебя мне поднесла
В знак памяти, в минуту расставанья,
И в первый раз не кровь вдоль по тебе текла,
Но светлая слеза - жемчужина страданья. 

И черные глаза, остановясь на мне,
Исполнены таинственной печали,
Как сталь твоя при трепетном огне,
То вдруг тускнели, то сверкали. 

Ты дан мне в спутники, любви залог немой,
И страннику в тебе пример не бесполезный:
Да, я не изменюсь и буду тверд душой,
Как ты, как ты, мой друг железный. 

(1838)

Когда волнуется желтеющая нива,
И свежий лес шумит при звуке ветерка,
И прячется в саду малиновая слива
Под тенью сладостной зеленого листка; 

Когда, росой обрызганный душистой,
Румяным вечером иль утра в час златой,
Из-под куста мне ландыш серебристый
Приветливо качает головой; 

Когда студеный ключ играет по оврагу
И, погружая мысль в какой-то смутный сон,
Лепечет мне таинственную сагу
Про мирный край, откуда мчится он, - 

Тогда смиряется души моей тревога,
Тогда расходятся морщины на челе, -
И счастье я могу постигнуть на земле,
И в небесах я вижу бога... 

(1837)

Дубовый листок оторвался от ветки родимой
И в степь укатился, жестокою бурей гонимый;
Засох и увял он от холода, зноя и горя
И вот, наконец, докатился до Черного моря. 

У Черного моря чинара стоит молодая;
С ней шепчется ветер, зеленые ветви лаская;
На ветвях зеленых качаются райские птицы;
Поют они песни про славу морской царь-девицы. 

И странник прижался у корня чинары высокой;
Приюта на время он просит с тоскою глубокой,
И так говорит он: "Я бедный листочек дубовый,
До срока созрел я и вырос в отчизне суровой. 

Один и без цели по свету ношуся давно я,
Засох я без тени, увял я без сна и покоя.
Прими же пришельца меж листьев своих изумрудных,
Немало я знаю рассказов мудреных и чудных". 

"На что мне тебя? - отвечает младая чинара, -
Ты пылен и желт, и сынам моим свежим не пара.
Ты много видал - да к чему мне твои небылицы?
Мой слух утомили давно уж и райские птицы. 

Иди себе дальше; о странник! тебя я не знаю!
Я солнцем любима, цвету для него и блистаю;
По небу я ветви раскинула здесь на просторе,
И корни мои умывает холодное море". 

(1841)