О.Э.Мандельштам часть-3
10.01.2010, 05:29
На страшной высоте блуждающий огонь! Но разве так звезда мерцает? Прозрачная звезда, блуждающий огонь, - Твой брат, Петрополь, умирает! На страшной высоте земные сны горят, Зеленая звезда летает. О, если ты звезда, - воды и неба брат, - Твой брат, Петрополь, умирает! Чудовищный корабль на страшной высоте Несется, крылья расправляет... Зеленая звезда,- в прекрасной нищете Твой брат, Петрополь, умирает. Прозрачная весна над черною Невой Сломалась, воск бессмертья тает... О, если ты звезда, - Петрополь, город твой, Твой брат, Петрополь, умирает!
(Март 1918)
- *** -
На темном небе, как узор,
Деревья траурные вышиты,
Зачем же выше и все выше ты
Возводишь изумленный взор?
Вверху - такая темнота -
Ты скажешь - время опрокинула,
И, словно ночь, на день нахлынула
Холмов холодная черта.
Высоких, неживых дерев
Темнеющее рвется кружево:
О месяц, только ты не суживай
Серпа, внезапно почернев.
(1909)
-
*** -
Не говори никому,
Все, что ты видел, забудь -
Птицу, старуху, тюрьму
Или еще что-нибудь...
Или охватит тебя,
Только уста разомкнешь,
При наступлении дня
Мелкая хвойная дрожь.
Вспомнишь на даче осу,
Детский чернильный пенал,
Или чернику в лесу,
Что никогда не сбирал.
(Октябрь 1930)
- *** -
Не говорите мне о вечности -
Я не могу ее вместить.
Но, как же вечность, не простить
Моей любви, моей беспечности?
Я слышу, как она растет
И полуночным валом катится.
Но - слишком дорого поплатится,
Кто слишком близко подойдет.
И, тихим отголоскам шума я
Издалека бываю рад, -
Ее пенящихся громад, -
О милом и ничтожном думая.
(1909)
- *** -
Невыразимая печаль
Открыла два огромных глаза,
Цветочная проснулась ваза
И выплеснула свой хрусталь.
Вся комната напоена
Истомой - сладкое лекарство!
Такое маленькое царство
Так много поглотило сна.
Немного красного вина,
Немного солнечного мая -
И, тоненький бисквит ломая,
Тончайших пальцев белизна.
(1909)
- *** -
Нежнее нежного
Лицо твое,
Белее белого
Твоя рука,
От мира целого
Ты далека,
И все твое -
От неизбежного.
От неизбежного
Твоя печаль,
И пальцы рук
Неостывающих,
И тихий звук
Неунывающих
Речей,
И даль
Твоих очей.
(1909)
- *** -
Нет, не спрятаться мне от
великой муры
За извозчичью спину-Москву -
Я трамвайная вишенка страшной
поры
И не знаю - зачем я живу.
Ты со мною поедешь на "А" и на
"Б"
Посмотреть, кто скорее умрет.
А она - то сжимается, как
воробей,
То растет, как воздушный пирог.
И едва успевает грозить из дупла
-
Ты - как хочешь, а я не рискну,
У кого под перчаткой не хватит
тепла,
Чтоб объехать всю курву-Москву.
(Апрель 1931)
- *** -
Нету иного пути,
Как через руку твою -
Как же иначе найти
Милую землю мою?
Плыть к дорогим берегам,
Если захочешь помочь:
Руку приблизив к устам,
Не отнимай ее прочь.
Тонкие пальцы дрожат,
Хрупкое тело живет:
Лодка, скользящая над
Тихою бездною вод.
(1909)
- *** -
Ни о чем не нужно говорить,
Ничему не следует учить,
И печальна так и хороша
Темная звериная душа:
Ничему не хочет научить,
Не умеет вовсе говорить
И плывет дельфином молодым
По седым пучинам мировым.
(1909)
- *** -
Нынче день какой-то желторотый:
Не могу его понять -
И глядят приморские ворота
В якорях, в туманах на меня.
Тихий, тихий по воде линялой
Ход военных кораблей,
И каналов узкие пеналы
Подо льдом еще черней.
(9 декабря 1936)
-
*** -
О, как же я хочу,
Нечуемый никем,
Лететь вослед лучу,
Где нет меня совсем!
А ты в кругу лучись, -
Другого счастья нет,
И у звезды учись
Тому, что значит свет.
Он только тем и луч,
Он только тем и свет,
Что шепотом могуч
И лепетом согрет.
И я тебе хочу
Сказать, что я шепчу,
Что шепотом лучу
Тебя, дитя, вручу.
(27 марта 1937)
-
*** -
Образ твой, мучительный и
зыбкий,
Я не мог в тумане осязать.
"Господи!" - Сказал я по ошибке,
Сам того не думая сказать.
Божье имя, как большая птица,
Вылетело из моей груди.
Впереди густой туман клубится,
И пустая клетка позади.
(1912)
-
*** -
Озарены луной кочевья
Бесшумной мыши полевой.
Прозрачными стоят деревья,
Овеянные темнотой, -
Когда рябина, развивая
Листы, которые умрут,
Завидует, перебирая
Их выхоленный изумруд, -
Печальной участи скитальцев
И нежной участи детей;
И тысячи зеленых пальцев
Колеблет множество ветвей.
(1909)
-
Петербургские строфы -
H. Гумилеву
Над желтизной
правительственных зданий
Кружилась долго мутная
метель,
И правовед опять садится в
сани,
Широким жестом запахнув
шинель.
Зимуют пароходы. На припеке
Зажглось каюты толстое
стекло.
Чудовищна, - как броненосец
в доке,
Россия отдыхает тяжело.
А над Невой - посольства
полумира,
Адмиралтейство, солнце,
тишина!
И государства жесткая
порфира,
Как власяница грубая, бедна.
Тяжка обуза северного сноба
-
Онегина старинная тоска;
На площади сената - вал
сугроба,
Дымок костра и холодок
штыка...
Черпали воду ялики, и чайки
Морские посещали склад
пеньки,
Где, продавая сбитень или
сайки,
Лишь оперные бродят мужики.
Летит в туман моторов
вереница.
Самолюбивый, скромный
пешеход,
Чудак Евгений бедности
стыдится
Бензин вдыхает и судьбу
клянет!
(1913)
- Пилигрим -
Слишком легким плащом одетый,
Повторяю свои обеты.
Ветер треплет края одежды -
Не оставить ли нам надежды?
Плащ холодный - пускай скитальцы
Безотчетно сжимают пальцы.
Ветер веет неутомимо -
Веет вечно и веет мимо.
(1909)
-
*** -
Помоги, господь, эту ночь
прожить:
Я за жизнь боюсь - за твою рабу
-
В Петербурге жить - словно спать
в гробу!
(Январь 1931)
-
*** -
После полуночи сердце ворует
Прямо из рук запрещенную тишь,
Тихо живет, хорошо озорует -
Любишь - не любишь - ни с чем не
сравнишь.
Любишь - не любишь, поймешь - не
поймаешь,
Не потому ль, как подкидыш
молчишь?
Что пополуночи сердце пирует,
Взяв на прикус серебристую мышь.
(Март 1931)
-
*** -
Пусти меня, отдай меня, Воронеж: Уронишь ты меня иль проворонишь, Ты выронишь меня или вернешь, - Воронеж - блажь, Воронеж - ворон, нож.
(Апрель 1935)
-
*** -
Пустует место. Вечер длится,
Твоим отсутствием томим.
Назначенный устами твоими
Напиток на столе дымится.
Так ворожащими шагами
Пустынницы не подойдешь;
И на стекле не проведешь
Узора спящими губами;
Напрасно резвые извивы -
Покуда он еще дымит -
В пустынном воздухе чертит
Напиток долготерпеливый.
(1909)
-
*** -
С миром державным я был лишь ребячески связан, Устриц боялся и на гвардейцев глядел исподлобья, И ни крупицей души я ему не обязан, Как я ни мучал себя по чужому подобью. С важностью глупой, насупившись, в митре бобровой Я не стоял под египетским портиком банка, И над лимонной Невою под хруст сторублевый Мне никогда, никогда не плясала цыганка. Чуя грядущие казни, от рева событий мятежных Я убежал к нереидам на Черное море, И от красавиц тогдашних, от тех европеянок нежных, Сколько я принял смущенья, надсады и горя! Так отчего ж до сих пор этот город довлеет Мыслям и чувствам моим по старинному праву? Он от пожаров еще и морозов наглеет, Самолюбивый, проклятый, пустой, моложавый. Не потому ль, что я видел на детской картинке Леди Годиву с распущенной рыжею гривой, Я повторяю еще про себя, под сурдинку: «Леди Годива, прощай! Я не помню, Годива...»
(Январь-февраль 1931)
-
*** -
Сегодня ночью, не солгу, По пояс в тающем снегу Я шел с чужого полустанка. Гляжу - изба: вошел в сенцы, Чай с солью пили чернецы, И с ними балует цыганка. У изголовья, вновь и вновь, Цыганка вскидывает бровь, И разговор ее был жалок. Она сидела до зари И говорила:- Подари. Хоть шаль, хоть что, хоть полушалок... Того, что было, не вернешь, Дубовый стол, в солонке нож, И вместо хлеба - ёж брюхатый; Хотели петь - и не смогли, Хотели встать - дугой пошли Через окно на двор горбатый. И вот проходит полчаса, И гарнцы черного овса Жуют, похрустывая, кони; Скрипят ворота на заре, И запрягают на дворе. Теплеют медленно ладони. Холщовый сумрак поредел. С водою разведенный мел, Хоть даром, скука разливает, И сквозь прозрачное рядно Молочный день глядит в окно И золотушный грач мелькает.
(1925)
-
*** -
Сквозь восковую занавесь,
Что нежно так сквозит,
Кустарник из тумана весь
Заплаканный глядит.
Простор, канвой окутанный,
Безжизненней кулис,
И месяц весь опутанный
Беспомощно повис.
Темнее занавеситься;
Все небо охватить:
И пойманного месяца
Назад не отпустить.
(1909)
-
*** -
Слух чуткий парус напрягает,
Расширенный пустеет взор,
И тишину переплывает
Полночных птиц незвучный хор.
Я также беден, как природа,
И также прост, как небеса,
И призрачна моя свобода,
Как птиц полночных голоса.
Я вижу месяц бездыханный
И небо, мертвенней холста, -
Твой мир, болезненный и
странный,
Я принимаю, пустота!
(1910)
-
*** -
Слышу, слышу ранний лед,
Шелестящий под мостами,
Вспоминаю, как плывет
Светлый хмель над головами.
С черствых лестниц, с площадей
С угловатыми дворцами
Круг Флоренции своей
Алигьери пел мощней
Утомленными губами.
Так гранит зернистый тот
Тень моя грызет очами,
Видит ночью ряд колод,
Днем казавшихся домами,
Или тень баклуши бьет
И позевывает с вами,
Иль шумит среди людей,
Греясь их вином и небом,
И несладким кормит хлебом
Неотвязных лебедей.
(21 января 1937)
-
*** -
Смутно-дышащими листьями
Черный ветер шелестит,
И трепещущая ласточка
В темном небе круг чертит.
Тихо спорят в сердце ласковом
Умирающем моем
Наступающие сумерки
С догорающим лучом.
И над лесом вечереющим
Стала медная луна.
Отчего так мало музыки
И такая тишина?
(1911)
-
*** -
Средь народного шума и спеха,
На вокзалах и пристанях
Смотрит века могучая веха
И бровей начинается взмах.
Я узнал, он узнал, ты узнала,
А теперь куда хочешь влеки -
В говорливые дебри вокзала,
В ожиданья у мощной реки.
Далеко теперь та стоянка,
Тот с водой кипяченой бак,
На цепочке кружка-жестянка
И глаза застилавший мрак.
Шла пермяцкого говора сила
Пассажирская шла борьба
И ласкала меня и сверлила
Со стены этих глаз журьба.
Много скрыто дел предстоящих
В наших летчиках и жнецах,
И в товарищах реках и чащах,
И в товарищах городах...
Не припомнить того, что было, -
Губы жарки, слова черствы, -
Занавеску белую било,
Несся шум железной листвы.
А на деле-то было тихо -
Только шел пароход по реке.
Да за кедром цвела гречиха,
Рыба шла на речном говорке.
И к нему - в его сердцевину -
Я без пропуска в кремль вошел,
Разорвав расстояний холстину,
Головою повинной тяжел...
(Январь 1937)
-
Старый Крым -
Холодная весна. Голодный Старый
Крым,
Как был при Врангеле - такой же
виноватый.
Овчарки на дворах, на рубищах
заплаты,
Такой же серенький, кусающийся
дым.
Все так же хороша рассеянная
даль,
Деревья, почками набухшие на
малость,
Стоят как пришлые, и вызывает
жалость
Вчерашней глупостью украшенный
миндаль.
Природа своего не узнает лица,
А тени страшные - Украины,
Кубани...
Как в туфлях войлочных голодные
крестьяне
Калитку стерегут, не трогая
кольца.
(Май 1933)
-
Сумерки свободы -
Прославим, братья, сумерки свободы, Великий сумеречный год! В кипящие ночные воды Опущен грузный лес тенет. Восходишь ты в глухие годы — О солнце, судия, народ. Прославим роковое бремя, Которое в слезах народный вождь берет. Прославим власти сумрачное бремя, Ее невыносимый гнет. В ком сердце есть — тот должен слышать, время, Как твой корабль ко дну идет. Мы в легионы боевые Связали ласточек — и вот Не видно солнца, вся стихия Щебечет, движется, живет; Сквозь сети — сумерки густые — Не видно солнца и земля плывет. Ну что ж, попробуем: огромный, неуклюжий, Скрипучий поворот руля. Земля плывет. Мужайтесь, мужи, Как плугом, океан деля. Мы будем помнить и в летейской стуже, Что десяти небес нам стоила земля.
(1918)
-
*** -
(1908)
-
Тайная вечеря -
Небо вечери в стену влюбилось -
Все изрублено светом рубцов -
Провалилось в нее, отразилось,
Превратилось в тринадцать голов.
Вот оно, мое небо ночное,
Пред которым как мальчик стою, -
Холодеет спина, очи ноют,
Стенобитную твердь я ловлю.
И под каждым ударом тарана
Осыпаются звезды без глаз, -
Той же вечери новые раны,
Неоконченной росписи мгла.
(9 марта 1937)
-
*** -
Там, где купальни,
бумагопрядильни
И широчайшие зеленые сады,
На реке Москве есть
светоговорильня
С гребешками отдыха, культуры и
воды.
Эта слабогрудая речная волокита,
Скучные-нескучные, как халва,
холмы,
Эти судоходные марки и открытки,
На которых носимся и несемся мы.
У реки Оки вывернуто веко,
Оттого-то и на Москве ветерок.
У сестрицы Клязьмы загнулась
ресница,
Оттого на Яузе утка плывет.
На Москве-реке почтовым пахнет
клеем,
Там играют Шуберта в раструбы
рупоров,
Вода на булавках, и воздух
нежнее
Лягушиной кожи воздушных шаров.
(Апрель 1932)
-
*** -
Твоя веселая нежность
Смутила меня.
К чему печальные речи,
Когда глаза
Горят, как свечи,
Среди белого дня?
Среди белого дня -
И та далече -
Одна слеза,
Воспоминание встречи;
И, плечи клоня,
Приподнимает их нежность.
(1909)
-
*** -
(1908)
Категория: Произведения других авторов.(классики России, серебрянный и золотой век поэзии) | Добавил: gorrich
Просмотров: 1348 | Загрузок: 0
| Комментарии: 2
| Рейтинг: 0.0 /0
Всего комментариев: 1
Порядок вывода комментариев:
По умолчанию
Сначала новые
Сначала старые
1
beceSleri
(16.09.2012 03:57)
0
Hello! Aenean eu nisi sit diam condimentum vel auctor. Nunc sem urna sollicitudin a volutpat ante iaculis.