-
*** -
Ты прошла сквозь облако тумана.
На ланитах нежные румяна.
Светит день холодный и недужный.
Я брожу свободный и ненужный...
Злая осень ворожит над нами,
Угрожает спелыми плодами,
Говорит вершинами с вершиной
И в глаза целует паутиной.
Как застыл тревожной жизни
танец!
Как на всем играет твой румянец!
Как сквозит и в облаке багряна
Ярких дней зияющая рана.
(1911)
-
*** -
Умывался ночью на дворе, - Твердь сияла грубыми звездами. Звездный луч - как соль на топоре, Стынет бочка с полными краями.
На замок закрыты ворота, И земля по совести сурова, - Чище правды свежего холста Вряд ли где отыщется основа.
Тает в бочке, словно соль, звезда, И вода студеная чернее, Чище смерть, соленее беда, И земля правдивей и страшнее.
(1921)
-
*** -
Уничтожает пламень
Сухую жизнь мою,
И ныне я не камень,
Я дерево пою.
Оно легко и грубо,
Из одного куска
И сердцевина дуба,
И весла рыбака.
Вбивайте
крепче сваи,
Стучите, молотки,
О деревянном рае,
Где вещи так легки.
(1915)
-
Феодосия -
Окружена высокими холмами,
Овечьим стадом ты с горы
сбегаешь
И розовыми, белыми камнями
В сухом прозрачном воздухе
сверкаешь.
Качаются разбойничьи фелюги,
Горят в порту турецких флагов
маки,
Тростинки мачт, хрусталь волны
упругий
И на канатах лодочки - гамаки.
На все лады, оплаканное всеми,
С утра до ночи "яблочко" поется.
Уносит ветер золотое семя, -
Оно пропало, больше не вернется.
А в переулочках, чуть свечерело,
Пиликают, согнувшись, музыканты,
По двое и по трое, неумело,
Невероятные свои варьянты.
О, горбоносых странников
фигурки!
О, средиземный радостный
зверинец!
Расхаживают в полотенцах турки,
Как петухи, у маленьких
гостиниц.
Везут собак в тюрьмоподобной
фуре,
Сухая пыль по улицам несется,
И хладнокровен средь базарных
фурий
Монументальный повар с
броненосца.
Идем туда, где разные науки
И ремесло - шашлык и чебуреки,
Где вывеска, изображая брюки,
Дает понятье нам о человеке.
Мужской сюртук - без головы
стремленье,
Цирюльника летающая скрипка
И месмерический утюг - явленье
Небесных прачек - тяжести
улыбка.
Здесь девушки стареющие, в
челках,
Обдумывают странные наряды,
И адмиралы в твердых треуголках
Припоминают сон Шехерезады.
Прозрачна даль. Немного
винограда.
И неизменно дует ветер свежий.
Недалеко до Смирны и Багдада,
Но трудно плыть, а звезды всюду
те же.
(1920)
-
*** -
Что музыка нежных
Моих славословий
И волны любови
В напевах мятежных,
Когда мне оттуда
Протянуты руки,
Откуда и звуки
И волны откуда -
И сумерки тканей
Пронизаны телом
В сиянии белом
Твоих трепетаний?
(1909)
-
*** -
(1917)
-
*** -
Эта область в темноводье -
Хляби хлеба, гроз ведро,
Не дворянское угодье -
Океанское ядро.
Я люблю ее рисунок,
Он на Африку похож.
Дайте свет, - прозрачных лунок
На фанере не сочтешь...
Анна, россошь и гремячье, -
Я твержу их имена.
Белизна снегов гагачья
Из вагонного окна.
Я кружил в полях совхозных,
Полон воздуха был рот,
Солнц подсолнечника грозных
Прямо в очи оборот.
Въехал ночью в рукавичный,
Снегом пышущий Тамбов,
Видел цны - реки обычной -
Белый, белый, бел-покров.
Трудодень страны знакомой
Я запомнил навсегда,
Воробьевского райкома
Не забуду никогда.
Где я? Что со мной дурного?
Степь беззимняя гола.
Это мачеха Кольцова.
Шутишь - родина щегла!
Только города немного
В гололедицу обзор,
Только чайника ночного
Сам с собою разговор...
В гуще воздуха степного
Перекличка поездов
Да украинская мова
Их растянутых гудков.
(Декабрь 1936)
-
*** -
Я буду метаться по табору улицы темной За веткой черемухи в черной рессорной карете, За капором снега, за вечным, за мельничным шумом...
Я только запомнил каштановых прядей осечки, Придымленных горечью, нет - с муравьиной кислинкой, От них на губах остается янтарная сухость.
В такие минуты и воздух мне кажется карим, И кольца зрачков одеваются выпушкой светлой, И то, что я знаю о яблочной, розовой коже...
Но все же скрипели извозчичьих санок полозья, B плетенку рогожи глядели колючие звезды, И били вразрядку копыта по клавишам мерзлым.
И только и свету, что в звездной колючей неправде, А жизнь проплывет театрального капора пеной; И некому молвить: "Из табора улицы темной..."
(Весна 1925)
-
*** -
Я в сердце века - путь неясен,
И время отдаляет цель -
И посоха усталый ясень,
И меди нищенскую цвель.
(14 декабря 1936)
-
*** -
Я живу на важных огородах, -
Ванька-ключник мог бы здесь
гулять.
Ветер служит даром на заводах,
И далеко убегает гать.
Чернопахотная ночь степных
закраин
В мелкобисерных иззябла
огоньках.
За стеной обиженный хозяин
Ходит-бродит в русских сапогах.
И богато искривилась половица -
Этой палубы гробовая доска.
У чужих людей мне плохо спится,
И своя-то жизнь мне не близка.
(Апрель 1935)
-
*** -
(30 апреля 1937)
-
*** -
Я не знаю, с каких пор
Эта песенка началась -
Не по ней ли шуршит вор,
Комариный звенит князь?
Я хотел бы ни о чем
Еще раз поговорить,
Прошуршать спичкой, плечом
Растолкать ночь - разбудить.
Раскидать бы за стогом стог -
Шапку воздуха, что томит;
Распороть, разорвать мешок,
В котором тмин зашит.
Чтобы розовой крови связь,
Этих сухоньких трав звон,
Уворованная нашлась
Через век, сеновал, сон.
(1922)
-
*** -
(1912)
-
*** -
(9 января 1937)
-
*** -
Я пью за военные астры, за все,
чем корили меня:
За барскую шубу, за астму, за
желчь петербургского дня.
За музыку сосен савойских, полей
елисейских бензин,
За розы в кабине ролс-ройса, за
масло парижских картин.
Я пью за бискайские волны, за
сливок альпийских кувшин,
За рыжую спесь англичанок и
дальних колоний хинин,
Я пью, но еще не придумал, из
двух выбирая одно:
Душистое асти-спуманте иль
папского замка вино...
(11 апреля 1931)
-
*** -
Ma voix aigre et fausse...
P. Verlain*
Я скажу тебе с последней
Прямотой:
Все лишь бредни, шерри-бренди,
Ангел мой.
Там где эллину сияла
Красота,
Мне из черных дыр зияла
Срамота.
Греки сбондили Елену
По волнам,
Ну а мне - соленой пеной
По губам.
По губам меня помажет
Пустота,
Строгий кукиш мне покажет
Нищета.
Ой-ли, так ли - дуй ли, вей ли, -
Все равно -
Ангел Мэри, пей коктейли,
Дуй вино!
Я скажу тебе с последней
Прямотой -
Все лишь бредни, шерри-бренди,
Ангел мой.
(Март 1931)
*
Мой
голос пронзительный и фальшивый
(фр.) - П. Верлен
-
*** -
(9 марта 1937)
|